Когда на Руси было жить хорошо

Мы сами выбрали Новую Россию

Нет ни малейших сомнений: отказ от коммунизма и демократические реформы были историческим творчеством «советского народа», прежде всего российского. Егор Гайдар знает, о чем говорит: «Если вы думаете, что это американцы нам навязали демократию в том виде, в котором она возникла в 1990–1991 году, то это неправда. Мы сами выбрали этот путь, американцы играли в этом последнюю роль и будут играть последнюю».

Невозможно забыть, как в 1988 году от первых русских триколоров менялся сам воздух городов, забыть ту мощную атмосферу свободы, просветления и солидарности, которая достигла своего пика в дни стотысячных митингов на Манежной и Дворцовой площадях и держалась до «шоковой терапии» 1992 года и вопреки ей держалась до референдума о доверии курсу Ельцина 25 апреля 1993 года (президент получил тогда 58,7% голосов) и много дольше, видоизменяясь, слабея и все более дробясь на оттенки. Будь атмосфера другой, все повернулось бы иначе.

А эта массовая стойкость духа! Есть подробные хроники тех лет, и финальные годы перестройки выглядят в них жутковато: абсолютно пустые магазины, нападения на поезда, захваты оружейных складов, западные миссионеры с проповедями, заготовленными для язычников, подозрительные секты, финансовые пирамиды, «гуманитарная помощь», газетные сообщения о покинутых погранзаставах и о том, что запасы продовольствия в стране на исходе, предсказания неминуемого военного переворота и скорых эпидемий, самые фантастические слухи. И на этом фоне — душевный подъем, бесстрашие, вера: еще немного, еще чуть-чуть…

И на каждом столбе объявления: «Обучаю работе на компьютере».

Очень многие вдруг ощутили, что избавились от чего-то гнетущего и тягостного, с чем жили, не замечая того. Ушел дискомфорт, к которому привыкли за жизнь, как привыкают к вони.

Новая Россия почти целиком, до мелочей, сформировалась в последние месяцы существования СССР. Количественные изменения последующих шестнадцати лет были, разумеется, огромны, но почти все, что мы наблюдаем с современной жизни — и хорошее, и плохое, — совершенно неспроста появилось уже тогда.

***

Уж не знаю, каким образом это удалось, но кто-то нас, русских, назначил несчастными, притом на все века нашей истории, и многие из нас в это почти поверили.

Несчастными мы в нашей истории были в сумме недолго, на нашей зебре неизмеримо больше светлого. Может быть, из-за этого нам, по какому-то закону компенсации, так крепко досталось в ХХ веке? Но мы выжили. Мы в своей прекрасной стране, впереди много увлекательной работы.